2016-10-5 12:23 |
Кыргызстан – страна яркого солнца, остатков советской культуры, добродушных, гостеприимных и щедрых людей. Это страна, где идет активный поиск идентичности, происходят новые религиозные процессы, остро стоят вопросы гендерного неравенства.
Такой увидела Киргизию социолог, эксперт по гендерным вопросам Ирина Костерина, которая поделилась с «Ферганой» рассказом о своих наблюдениях и впечатлениях от поездки в два крупнейших города Киргизии – Бишкек и Ош.
* * *
В Кыргызстан я приехала впервые как приглашенный эксперт по гендерному проекту. Основная идея была наладить сотрудничество и обмен опытом между общественными организациями и активистами Северного Кавказа и Кыргызстана. Конечно, некое представление о стране до поездки я имела, но многое увиденное и услышанное стало для меня, действительно, настоящим откровением.
Я побывала Бишкеке и Оше – двух крупнейших, но совершенно разных киргизских городах как по атмосфере, так и образу жизни и ценностным ориентирам населения. По моим впечатлениям, Бишкек – административно-деловой постсоветский город, а Ош – более размеренный и душевный. Сами ошане называют свой город культурной столицей по аналогии с Санкт-Петербургом в России. Они считают свой город и вообще Ошскую область особым регионом и говорят, что здесь и люди другие. И действительно, Ош мне понравился больше – довольно чистый зеленый город, и дышится в нем легче (несмотря на летнюю жару и естественную запыленность), чем в Бишкеке, в котором кажется, что городским властям до города нет никакого дела – дороги не ремонтируются, арыки забиты мусором, улицы неухоженные, маршрутки раздолбанные, а водители в них – сплошь шумахеры. Такое ощущение, что в киргизской столице все строится не для удобства человека, а для функций каких-то. А ведь Бишкек – не такой уж большой город, можно было бы держать его в порядке.
В поисках идентичности
Поскольку по образованию я социолог, когда я куда-то приезжаю, стараюсь делать небольшие полевые заметки о происходящих процессах, которые я наблюдаю в этой стране. В Кыргызстане я увидела, что сейчас там идет важный процесс поиска идентичности. Это было заметно везде – в разговорах с чиновниками, общественными активистами и обычными людьми на улицах. Видно было, что идет поиск основ, на которых стоит Кыргызстан, направления, по которому должно идти развитие государства.
Очевидно, что власти делают акцент на национальной идентичности, и политика государства базируется на пропаганде этой киргизской идентичности. Она выражается в показе уникальности киргизов как нации, их обычаев, традиций, которые при этом могут стать объединяющим ядром и с другими народами. Например, во время моего пребывания в Бишкеке весь город был увешан рекламой Всемирных игр кочевников, и люди очень гордились этим новым брендом: вот, посмотрите, мы – центр мирового кочевничества.
Реклама Всемирных игр кочевников на городском транспорте в Бишкеке
С другой стороны, в чем проявляется эта пропагандируемая кыргызская идентичность на уровне повседневности – не очень-то понятно. Практически не найдешь точек, где можно приобрести национальную сувенирную продукцию (кроме дорогих бутиков для иностранцев). На огромном рынке «Дордой» в Бишкеке, куда я пришла, чтобы купить какие-то поделки из войлока или местные сувениры, все завалено в основном китайщиной. Я нашла всего три палатки, в которых продавали киргизские войлочные изделия – сумки, ак калпаки. То есть видно, что пока киргизские промыслы не стали активно рекламируемыми народными брендами.
А на юге Киргизии несколько иная ситуация – здесь скорее идет противопоставление двух этничностей (кыргызы и узбеки), а также важнее становится религиозная идентичность. В Ошской области заметно выше уровень религиозности населения. Особенно важное место религия занимает в жизни узбекской части населения области. Мы посетили узбекское село неподалеку от Оша, и там в глаза сразу бросился мусульманский дресс-код. Если там человека спрашиваешь, кто он в первую очередь – узбек или мусульманин, он отвечает – мусульманин. Люди говорят, что для них мечеть, молельный дом являются местом общения, просвещения, там они узнают новости, находят совет и поддержку.
Но религия пока не стала предметом серьезного обсуждения в обществе – нет широкой публичной дискуссии о том, что сейчас происходит с религией в Кыргызстане, и это, на мой взгляд, большое упущение. Светские люди не хотят диалога с мусульманами, не понимают их, а часть мусульман, не получая адекватного представления о религиозных догмах, но живя в ситуации ущемления прав, радикализируется. Подтверждение этому факт, что ряды ИГ (запрещенная террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта», ИГИЛ, ISIS или IS англ. , Daesh араб, ДАИШ) и всяких других религиозно-экстремистских группировок очень успешно пополняются кыргызстанцами. Проблема религиозной идентичности – очень важная тема для разговора, потому что люди из одного региона по-разному понимают ислам, по-разному его практикуют. Например, на Северном Кавказе, где я много работаю, версий ислама очень много. Но об этом люди там активно рассуждают, спорят.
Много было разговоров про местную политику и с кем вообще «дружит» Кыргызстан, на кого ориентируется. Как и в России, достаточно много людей не довольны экономической и социальной политикой, но при этом боятся, что западная помощь и западные ценности могут размыть традиционные устои общества. Поэтому существенная часть моих собеседников оглядывается на Россию и Путина, люди старшего поколения ностальгируют по СССР и «большому брату», который заботился о республике. Интересно при этом, что даже люди, имеющие личный опыт проживания в России (в результате трудовой миграции) и столкнувшиеся со множеством ситуаций дискриминации, несправедливости, ксенофобии и прочего, всё равно считают, что российский путь лучше. «Мы даже сериалы смотрим только российские, все телевидение, и музыку слушаем – у вас там все более качественное», - говорили мои собеседники.
Правда, для НКО есть вероятность экспорта из России дискриминационного закона про иностранных агентов. Уже было несколько попыток продвинуть этот закон в парламенте Кыргызстана. Также с российскими законами связывают ограничение свободы слова и возможностей для выражения оппозиционных политических взглядов. «Наши политики на Путина смотрят, если у вас начнут закрывать НКО и выгонять иностранные организации, у нас скоро тоже могут начать», - сетовали общественники.
Ош: латентное напряжение
Еще одна проблема, о которой также не ведется никакой общественной дискуссии, – это постконфликтная ситуация в Оше. Я бы сказала, что конфликт не закончен, он продолжается, и это остро ощущается. Когда я стала расспрашивать людей, как им сейчас живется, в приватных беседах и узбеки, и киргизы мне откровенно говорили, что они до сих пор не простили друг друга, потому что во время тех событий у многих погибли родственники, были уничтожены дома, кто-то был вынужден бежать. То есть конфликт никуда не делся, он просто перешел в латентную фазу, когда на поверхности кажется, что все хорошо, а внутри ситуация довольно напряжена, и любая провокация может вновь разжечь пожар гражданского противостояния. И самое тревожное, что с этим конфликтом никто особо не работает – нет никаких попыток мирного диалога, осмысления прошлого, обсуждений того, как можно находить компромисс. Власти пытаются затушевать конфликт, сделать вид, что сейчас все спокойно.
Все этнические группы в Оше живут сами по себе, с некоторой долей недоверия посматривая на окружающих. Между ними нет контакта, взаимодействия. Три основные группы населения – узбеки, киргизы, русские – живут дифференцированно. А там еще есть уйгуры, таджики и многие другие, ведь Кыргызстан – многонациональная страна. Разговоров о мирном сосуществовании разных этнических групп, людей с разной степенью религиозности практически нет, и властями они не инициируются. Зато властями поддерживается пафосная номадическая история.
Мне понравилась метафора, высказанная девушкой-активисткой, которая показывала мне Бишкек. Когда мы подошли к памятнику Манасу, она рассказала мне, что раньше здесь стоял памятник Эркиндик (свободе) в образе женщины, а теперь стоит памятник эпическому мужчине. Кроме того, здесь есть еще и сексистский подтекст, ведь одна из причин, почему убрали памятник Эркиндик – убеждение, что якобы кыргызская женщина не может держать в руке тюндюк (элемент юрты в виде решетчатой крестовины, увенчивающий ее купол). Ну, а Манас на коне держит в руках меч. Вот так свобода в Кыргызстане символически сменилась милитаристским эпосом. А прежний памятник валяется на заднем дворе управления строительством мэрии города.
Памятник Манасу Великодушному на площади Ала-Тоо в Бишкеке. Фото ИА «Фергана»
Ох, уж этот шайтан-WhatsApp
В упомянутом мной узбекском селе мы встретились с местными женщинами, поговорили об их проблемах, потребностях, о том, чем общественные организации и активисты могут им помочь в решении этих вопросов. Поскольку я уже работала в гендерных проектах на Северном Кавказе, мне хотелось поделиться этим опытом. Оказалось, что в узбекских селах на юге страны еще более традиционный и консервативный жизненный уклад, чем на Северном Кавказе. Очень многие, почти феодальные, традиции, связанные с положением женщины, – когда она остается только внутри дома, и у нее есть только приватная роль, а публичной нет, – прошли через десятилетия советской модернизации и сохранились по сей день.
Узбекских женщин раньше, чем киргизок, выдают замуж, детей в узбекских семьях больше. Удивило то, что ранние браки – это абсолютная норма, и никто на них даже внимания не обращает (несмотря на прогрессивный закон о гендерном равенстве и многочисленных конвенциях ООН, которые ратифицировал Кыргызстан). Одна из женщин, 35-ти лет, рассказала, что ей было 16 лет, когда ее выдали замуж. Сейчас у нее четверо детей, старший сын в этом году пойдет в армию. Она никогда не работала. Муж ей запрещает даже иметь мобильный телефон, потому что «это харам» – мало ли кто ей по телефону будет звонить, и с кем она будет разговаривать.
На это я сказала женщинам, что у нас на Северном Кавказе все женщины-мусульманки пользуются смартфонами для поддержания общения, для них это очень важное средство коммуникации друг с другом – они переписываются по WhatsApp, обмениваются всякими рецептами, советами, роликами, картинками. Реакция была неожиданной для меня. Женщины, как услышали про WhatsApp, так все неодобрительно закачали головами, заохали, замахали руками. Я спросила, в чем дело, они стали говорить, что WhatsApp – «вообще шайтан», и наперебой начали рассказывать о случаях, когда происходили семейные скандалы, и муж даже дал талок (таляк или талак - развод в Исламе. - Прим. «Ферганы») и выгнал из дома жену, которая по WhatsApp отправила свою фотографию его брату. То есть для них WhatsApp – это какое-то мировое зло, разрушитель семей и оплот разврата.
Смирение – женский удел
Я спрашивала этих женщин, довольны ли они тем, что сидят дома. Как правило, женщины в селах имеют неполное среднее образование и кроме занятия домашним хозяйством больше ничего не умеют делать. Однако многие говорили, что могли бы и хотели работать в пекарнях, кондитерских цехах, но мужья не разрешают. При этом сами мужья не всегда в состоянии содержать семью. У одной женщины, например, муж не работает (после травмы на стройке), но и ей не разрешает, и они с четырьмя детьми живут на пенсию свекра. То есть даже в такой тяжелой экономической ситуации мужчины контролируют своих жен и никуда не отпускают.
Конечно, на мусульманском Северном Кавказе другая ситуация: работающая женщина там – норма. Бывает, конечно, что очень консервативный и традиционный муж не позволяет женщине работать, но это даже общественным мнением осуждается.
Для женщин юга Киргизии характерно смирение со своим положением. Даже если у них есть внутреннее недовольство, то опротестовать свое положение они не пытаются. Женщины признают, что это неправильно, что мужчины не пускают их работать, встречаться с подругами, не считаются с их мнением, но они с этим живут и ничего не делают. А утешение ищут друг у друга, в общении с родственницами, отдушину также находят в религии – посещают медресе, мечети. Они говорят, что там могут поговорить, высказать наболевшее и находят понимание. Духовные лидеры для них – авторитет, и когда у них возникают какие-то вопросы, они обращаются с этими вопросами именно к ним.
Я спрашивала их: какие группы женщин у вас более свободно себя чувствуют и имеют больше возможностей? Выяснилось, что это те, кому 45-50 лет. Это самая активная группа женщин – их мужья уже не боятся, что они будут как-то «неправильно» себя вести, поэтому разрешают им чаще выходить из дома и работать. Кроме того, это поколение еще жило при Советском Союзе, и светские ценности для них также важны. Когда я начала спрашивать мусульманок про многоженство, женщины стали говорить, что негативно относятся к этому явлению, что это очень плохо для семей, и они сами не хотят быть вторыми женами или допустить появление у мужа других жен. А вот в России на Северном Кавказе к этому относятся более терпимо, и многие женщины, особенно молодые, соглашаются быть вторыми женами.
Феминистки против
При этом в Киргизии широко распространена другая дискриминационная для женщин практика – кража невест – «ала качуу» (что переводится, как «хватай и беги»). Этот обычай по-прежнему очень распространен среди киргизов, и сколько с ним не борются, он продолжает жить. Причем, каждый год, по оценке международных организаций, краже невест подвергаются около 15 тысяч женщин – этим очень обеспокоены бишкекские феминистки. Хочу, кстати, несколько слов сказать об их деятельности. В Бишкеке у нас была встреча с местными НКО и ООН-овскими структурами, национальной сетью «Сообща против насилия над женщинами», плюс – я провела семинар для молодых девушек-феминисток. Меня поразила активность киргизских феминисток, возраст которых бывает даже младше 15 лет. Они во многом более прогрессивные, идеологически грамотные и активные, чем, например, российские феминистские группы.
Меня поразило, что молодые 15-16-летние киргизские девчонки называют себя феминистками и не боятся этого слова. Они очень свободно и грамотно говорят о многих несправедливых явлениях в отношении женщин в кыргызском обществе. Одна девушка, например, рассказывала, как они со школой ездили в летний лагерь на Иссык-Куль. Девочки приготовили еду, накрыли стол, а мальчики сидят, как в гостях. А когда девочки им сказали, что накладывать еду или налить чай они могли бы сами, мальчики стали возмущаться: мол, наливать чай – это женская обязанность. И вообще, если киргизская женщина перестанет наливать чай мужчине, то устои киргизского общества рухнут.
Тренинг для девушек-активисток в Оше. Фото Салтанат Боронбаевой
Словом, традиционные взгляды на роль женщины в семье и обществе – наливать чай, рожать детей и готовить еду – не изменились. На женщину оказывается более сильное социальное давление по поводу того, как она должна себя вести, выглядеть. Каждую девушку после 20 лет начинают ежедневно бомбардировать вопросами, когда она уже выйдет замуж и родит детей. «Как можно до сих пор придерживаться таких традиционных взглядов! Неужели это единственное, зачем мы родились?», - с возмущением говорили девочки.
Что в Киргизии норма… А норма ли?
Что меня еще потрясло в Киргизии – это повсеместное использование детского труда. Я столкнулась с этим явлением в первый же день, когда пошла в лавку купить фруктов. За прилавком стоял мальчишка лет 12-ти, он заносил в ноутбук какие-то цифры. Не увидев взрослого, я стала ждать, когда придет продавец, а мальчик меня спрашивает, что я хочу купить. Я интересуюсь, один ли он здесь. Он отвечает, что «да», работает один, поинтересовался еще раз, что я хотела купить, по-деловому положил и взвесил мне виноград и абрикосы. Я была шокировала. Стала рассказывать об этом своим бишкекским знакомым, персоналу в отеле, а они и ухом не повели: мол, что здесь такого – у нас многие дети работают. То, что дети тягают огромные тележки на рынке, работают под солнцем на полях, продают в уличных палатках – это никому глаз не режет, и никого не возмущает. Бедность – большая проблема, возможностей для заработка немного, поэтому семьи отправляют детей работать, а сами взрослые часто уезжают на заработки в Казахстан и Россию.
А когда я узнала, в каких условиях дети учатся в школе, мне стало совсем не по себе. Оказывается, в Кыргызстане большая проблема – школьные туалеты. Почти 80 процентов школьных туалетов находятся в антисанитарном состоянии – это просто грязная дыра в полу, которой невозможно пользоваться. А ничего другого нет. Мне даже рассказали произошедший недавно случай с мальчиком, который погиб, упав в дырку в школьном сельском туалете. Местные жители разводят руками, говоря – ну, вот так. А европейскому сознанию кажется, что такое осталось, может, где-то в глухих африканских деревнях или южно-азиатских трущобах. То, что такие условия жизни есть у людей на постсоветском пространстве, в голове не укладывается.
Такой я увидела Киргизию в своей первый и, надеюсь, не последний приезд в эту республику. Это гремучая смесь остатков советских ценностей и культуры, возрожденного, а иногда и сконструированного эпоса, новых религиозных процессов. А еще это страна яркого и жаркого солнца, фруктов, сумасшедших маршруток и главное – добродушных, гостеприимных и щедрых людей, и мне очень бы хотелось, чтобы их жизнь стала хоть немного лучше, легче, комфортнее и благополучнее.
Ирина Костерина, специально для «Ферганы»
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...
