2017-10-27 15:56 |
В начале сентября делегация Human Rights Watch, одной из самых влиятельных правозащитных организаций в мире, впервые за многие годы посетила Узбекистан. По приглашению МИДа в республику приехали директор отделения по Европе и Центральной Азии Хью Уильямсон (Hugh Williamson) и глава офиса по Центральной Азии Стив Свердлоу (Steve Swerdlow).
Они встречались с чиновниками, правозащитниками, бывшими политзаключенными и местными жителями. Впечатлениями от поездки Стив Свердлоу поделился с «Ферганой».
- Как долго вы не были в Узбекистане?
- Семь лет. В последний раз я был в Ташкенте 25 декабря 2010 года, когда закрывал наш офис. Министерство юстиции Узбекистана отказывало каждому представителю нашей организации в аккредитации, начиная с 2004 года. Я был последним директором ташкентского представительства Human Rights Watch. Мне пришлось уехать, когда и мне отказали в аккредитации, в конце 2010-го. После этого, в 2011-м Верховный суд Узбекистана удовлетворил иск Минюста о ликвидации представительства.
- Приглашение было для вас неожиданным?
- На самом деле, на протяжении этих семи лет Human Rights Watch регулярно поднимала вопрос о возобновлении диалога с узбекскими властями. Как правило, и в соответствии с нашей практикой в каждой стране, где осуществляем работу, перед каждой публикацией об Узбекистане мы обращались к руководству республики, просили их поделиться своими замечаниями, информацией, а также просили дать возможность встретиться. Я и мои коллеги не раз подавали заявления на визы, но безрезультатно. С приходом к власти президента Шавката Мирзиёева, мы несколько раз писали узбекским властям публично и приватно. В мае страну посетил Верховный комиссар ООН по правам человека Зейд Раад аль Хусейн, который поднимал этот вопрос. После его визита мы направили еще одно письмо, на которое оперативно отреагировал МИД Узбекистана. Министр иностранных дел Абдулазиз Камилов написал мне и нашему директору Кену Роту, что наша просьба о диалоге одобрена. Потом, в июне была большая пресс-конференция Камилова, где он говорил о возможном возобновлении деятельности BBC и Human Rights Watch в стране, и лично пригласил меня и нашу организацию посетить Узбекистан, что нас очень обрадовало. Посольство Узбекистана в Вашингтоне занималось организацией встреч с правительством. Сами мы организовывали встречи с партнерами из гражданского общества, и, что самое важное, связались с бывшими политзаключенными, чтобы встретиться и с ними.
- Какие визы вам в итоге выдали? Как долго вы пробыли в Узбекистане?
- Нам выдали официальные рабочие визы. Я пробыл в стране две недели, Хью Уильямсон – неделю.
- Какие города посетили?
- Помимо Ташкента, я был в Самарканде, в Ургенче и окрестностях, побывал кое-где в Ферганской долине.
- То, что вы увидели, сильно отличалось от того, каким вы запомнили Узбекистан в 2010 году?
- Вынужденное отсутствие – в некотором роде – заставляет человека влюбиться в то, чего он лишен. Все это время я следил за тем, что происходило в стране: читал местные СМИ, встречался с выходцами из Узбекистана за рубежом. Я влюбился в Узбекистан, хоть это и не моя родина, я его обожаю и уважаю, его язык я изучаю несколько лет. Для меня очень важно было вернуться – здесь я оставил своих сотрудников, друзей, партнеров. С одной стороны, это очень тяжело, с другой – я благодарен за все эти годы, что не был в стране, так как это позволило мне серьезно подготовиться и вернуться в Узбекистан, включенным во все процессы. Я, наконец, побывал в месте, о котором постоянно думал.
Я заметил, что многое развивается в плане культуры и глобализации в самом Ташкенте. В городе появилось много новых заведений, активности больше, скажем, на Бродвее – это главная аллея, где гуляет ночью молодежь. В целом, я заметил, что по сравнению с 2010 годом стало больше жизни на улицах. И отношение людей к жизни в некотором отношении поменялось. Они видят изменения, который происходят с приходом к власти Шавката Мирзиёева. Легко ощутить некоторый оптимизм, которого не было в 2010 году, и который сейчас я вижу у опытных и реалистично мыслящих партнеров в гражданском обществе.
Они, например, отметили появление виртуальных приемных президента, куда граждане могут обратиться по социальным и другим вопросам. Выдача паспортов с их помощью ускоряется, появляется освещение на улицах, решаются мелкие инциденты с полицией и коррупцией. Многие заметили, что разные социальные проблемы, которые раньше не решались, за исключением каких-то острых проблем судопроизводства, можно решить с помощью приемных. Это обрадовало. С другой стороны, появление подобной структуры еще раз подчеркнуло авторитарную сущность узбекской власти, ведь, по идее, все ведомства и министерства должны выполнять свою работу и отвечать на жалобы без вмешательства аппарата президента. Но мне показалось, что людям приятен посыл главы государства о том, что он и его чиновники должны быть доступны народу. То есть, у Мирзиёева, в отличие от Ислама Каримова, есть желание идти к народу и вести с ним диалог. Это мы слышали и от обычных людей на улице, и от наших партнеров.
Еще я почувствовал, что молодежь стала более активной, чем раньше. Для нас было организовано мероприятие в центре «Стратегия развития». Директор этого центра Акмаль Бурханов – в его лице я увидел новое поколение активных молодых людей, которые готовы обсуждать ситуацию с правами человека в стране. Он принял нас и пригласил свыше ста человек - активистов гражданских организаций и журналистов (KUN. UZ, национальной телерадиокомпании, Газета. uz, Подробно. uz) из государственных СМИ. Был организован круглый стол, который показывали по телевизору. Мы обсуждали их работу, но, что стало для меня приятной неожиданностью, у нас была возможность говорить открыто о мандате Human Rights Watch и вопросах, которые нас интересуют, без цензуры и без давления.
Мы говорили открыто перед этой аудиторией о пытках, проблеме политзаключенных, принудительном труде на хлопковых полях. В 2010 году возможности обсуждать такие темы не было, диалога не было, хоть представители Human Rights Watch и находились в стране. При режиме Каримова нас просто не принимали на таком уровне и у нас не было возможности обсуждать эти темы в таком широком кругу.
Гражданский форум «Неправительственные организации и Стратегия развития». Стив Свердлоу в центре. 5 сентября 2017 года, фото Strategy. uz
Это меня удивило в приятном смысле – при каждой встрече и с чиновниками, и с зарегистрированными неправительственными организациями - мы говорили очень открыто о своей миссии, о хорошем и о плохом, о трагическом и о радостном, о главном. Мы называли по имени тех политзаключенных, которые еще остаются в тюрьмах и призывали освободить их.
- Спустя несколько недель после вашего визита на свободу вышли правозащитники Азам Фармонов, Ганихон Маматханов и Азам Тургунов, а также журналист Солиджон Абдурахманов. Вы их фамилии называли во время этих встреч?
- Да. Конечно, но я не могу сказать, что их освобождение – это заслуга Human Rights Watch. Есть большая группа активистов, как в стране, так и за ее пределами, которые занимались этими делами. Human Rights Watch обо всех этих делах написала здоровенный отчет в 2014 году. Он назывался «До самого конца». Название доклада мы взяли из цитаты Азама Фармонова. Когда в 2006-м его приговорили к девяти годам тюрьмы и уже выводили из зала суда, он успел сказать своей жене: «Я буду держаться до самого конца». Действительно, на каждой встрече и в Олий Мажлисе (парламенте), и в МВД мы его дело и дела Солижона Абдурахманова, Азама Тургунова, Ганихона Маматханова и некоторых других поднимали.
По-моему, 7 сентября мы встречались с группой активистов и на эту встречу пришли сын Тургунова, и жены Абдурахманова и Фармонова. То есть, мы сидели вместе две или три недели назад и не знали, что скоро все их родственники будут освобождены. Мы очень рады были, и сейчас надеемся на освобождение других активистов. Однако нас настораживают новые аресты, в частности, журналиста Бобомурода Абдуллаева. Кроме того, до сих пор остаются в заключении Гайбулло Джалилов (правозащитник), Чуян Маматкулов (правозащитник), Гайрат Михлибоев (журналист), Юлдаш Расулов (правозащитник), Зафарджон Рахимов (правозащитник), Юсуф Рузимурадов (журналист), Дильмурад Сайидов (журналист, правозащитник), Фахриддин Тиллаев (правозащитник), Зульхумор Хамдамова (правозащитник), Мехринисо Хамдамова (правозащитник), Исроилжон Холдоров (правозащитник), Азиз Юсупов (журналист), Дилором Абдукодирова (свидетель Андижанской трагедии), Арамаис Авакян (предприниматель), Рухиддин Фахриддинов (религиозный деятель), Собир Хамидкариев (продюсер и бизнесмен), Нодирбек Юсупов (верующий), Равшан Косимов (политически мотивированные обвинения в шпионаже) и Кудратбек Расулов (оппозиционный активист).
- Вы будете обсуждать арест Бобомурода Абдуллаева во время следующей поездки в Узбекистан?
-Безусловно. Здесь есть опасность возникновения так называемого эффекта «вращающейся двери» (revolving door). Мы видим эту проблему и призываем освободить всех политзаключенных, их тысячи. В новой политической эре важно, чтобы правительство не только освободило людей, но и дало понять, что теперь им обеспечена свобода слова. Не только допускается критика или какие-то демонстрации, но и ценится это. На фоне 27 лет репрессий и давления на инакомыслие, сейчас крайне важно дать сигнал, что и критика имеет пользу, особенно когда пытается выявить проблемы, коррупцию и неэффективность разных механизмов, которые стояли на месте несколько десятков лет.
Нам кажется, президент в своих выступлениях, в частности, в ООН, намекает на это, но очень важно, чтобы он открыто затронул этот момент – про свободу слова. Чтобы он не только дал оценку действиям гражданских активистов, но и поощрял их усилия.
- То есть эту мысль, о том, что правозащитников нужно поощрять, вы пытались донести до чиновников?
- Да, мы поднимали эти кейсы и публично и в частном порядке, но мы также пытались сформулировать практические рекомендации для властей. Разговаривали об этом и в министерстве юстиции, и в МВД… У нас встречи состоялись в Национальном центре по правам человека, аппарате омбудсмена, Госкомитете по делам религий, Сенате, Верховном суде, в ГУИН (Главное управление исполнения наказаний), в Минтруда, МИДе, Совете Федерации профсоюзов, Торгово-промышленной палате, также мы посетили офис вице-премьера Танзилы Нарбаевой, она возглавляет комитет по делам женщин. Всего было где-то 14 встреч.
На разных встречах мы пытались обратить внимание наших собеседников на те проблемы, которые считаем наиболее приоритетными – в частности, политзаключенные и условия их содержания. Мы призывали закрыть тюрьму Жаслык, из которой вышел Фармонов, в связи с ее экстремальными климатическими условиями и распространенной практикой пыток. Мы говорили о проблеме 221-й статьи – это та статья, по которой часто продлеваются сроки религиозным и политическим заключенным за так называемые нарушения правил тюремного режима. Осужденные либо получают новые сроки, либо не попадают под амнистию.
Вот, например, случай бывшего политзаключенного, с которым мы виделись в Ташкенте, Мурода Джураева. Он пробыл в тюрьме 21 год и вышел на свободу в ноябре 2015-го. Ему продлевали срок пять раз. За одно из нарушений он получил дополнительно пять лет, а именно, за то, что неправильно чистил морковь на тюремной кухне.
Джураев вышел на свободу до смерти Каримова, но он был исключением, это стало возможным после долгой борьбы разных правозащитных международных организаций за его освобождение. Я был очень рад увидеть этого человека вживую, пожать ему руку, услышать о его жизни за решеткой и после тюрьмы. Он был арестован в 1994 году, был мэром города Мубарек и членом парламента независимого Узбекистана.
Мне кажется, с выходом на свободу таких заключенных появляется шанс узнать много про историю республики в 90-е годы. И Мухаммад Бекжанов, и Рустам Усманов, Мурод Джураев, Самандар Куканов – все они попали в первую волну политических репрессий и играли ключевые роли в политической жизни Узбекистана. Так что еще один плюс этой новой эры – возможность узнать Узбекистан с разных сторон, поговорить со многими людьми. Люди, в том числе и чиновники, не до конца, но все же стали более открыты для диалога.
- Чиновники заинтересованно вас слушали, спорили или соглашались?
- Между Human Rights Watch и представителями правительства состоялись откровенные, серьезные дискуссии по правам человека. Очень состоятельный существенный разговор получился, беседы, которые занимали много часов. Таким образом, правительство нового президента показало, что оно заинтересовано в настоящей дискуссии. Мы, со своей стороны, как бы «соглашались не соглашаться». Я думаю, было понятно, что наша роль независимой организации никак не изменится.
Но никто (во время встреч) ни разу и не сказал, что Human Rights Watch должна изменить свой подход, как-то уменьшить количество критических публикаций. Мы, со своей стороны, пытались объяснить нашу точку зрения на разные вопросы.
Пожалуй, одни из самых интересных встреч состоялись в Госкомитете по делам религий и в Сенате, где мы останавливались на отдельных делах, например, обсуждали Азама Фармонова, после чего пытались объяснить, как мы приходим к термину «политический заключенный» и почему его используем.
Мы рассказывали, что используем его не для того, чтобы оказывать давление, или раздражать. Мы делаем это исходя из того, что определение статей в уголовном кодексе, по которым часто эти люди попадают в тюрьму, не соответствуют международному праву. Их трактовки настолько широкие. . . Взять, например, статью 159 Уголовного кодекса Узбекистана («Посягательство на конституционный строй»), по которой был арестован Бобомурод Абдуллаев. Это же классическая политическая статья.
Так вот, мы объясняли, что наша роль, как организации, которая придерживается ценностей международного права, это рекомендовать некоторые изменения, поправки в законодательство. И указывать на те места в законодательстве, где поведение правительства не соответствует обязательствами, которые оно добровольно взяло на себя, подписывая конвенции и пакты о гражданских и политических правах в 90-х годах. Поэтому мы пытаемся говорить четко… Я просто не помню ни одного случая за последние 10-15 лет, когда мы так открыто все обсуждали.
В Госкомитете по делам религий мы также призывали прекратить преследование тысяч жителей республики за мирное осуществление своих религиозных обрядов. Может вам известно, что Узбекистан бьет мировые рекорды в том, что он за 15 лет оказывался принять четырнадцать Специальных докладчиков ООН по разным областям прав человека. Недавно страну посетил один из этих 14-ти – спецдокладчик по свободе религии и убеждений.
- В Госкомитете вас услышали?
- У нас разошлись мнения о том, что закон о религии в Узбекистане - один из самых жестких, так как он полностью криминализирует любую агитацию так называемых новых или малых религий. Свидетели Иеговы, баптисты, другие протестантские течения подвергаются существенной дискриминации в связи с этим законом. Но еще раз подчеркну – иметь такую дискуссию вживую очень важно. И то, что спецдокладчик по религии совершает свой визит в страну, говорит о том, что существует некая воля правительства обновить свои взгляды на этот вопрос.
- Вы говорили о дискуссиях. Вашу позицию я услышала, но что вам отвечали с той стороны?
- Во-первых, слушали внимательно, ну и, конечно, они делали акцент на тех реформах, которые проводятся или которые уже проведены. Многочисленные реформы в судебной системе, «Хабеас корпус»…
Но я думаю, что они передавали наши самые критические, чувствительные рекомендации руководству страны. У меня действительно есть ощущение, что правительство намерено с нами продолжать этот разговор.
Анализируя результаты этих двух недель, мне кажется, что кое-где нас действительно услышали. На днях было сделано заявление вице-премьера Нарбаевой о том, что она приглашает представителей хлопковой коалиции (Cotton Campaign) посетить Ташкент. Это вопрос мы также поднимали во время наших встреч, так как Human Rights Watch входит в эту коалицию.
Мы, конечно, очень рады, что г-жа Нарбаева лично озвучила это приглашение членам Cotton Campaign. И намерены тоже приехать в составе коалиции.
Еще раз хочу отметить – не было возможности очень много лет задавать такие вопросы. Если разговоры заканчиваются только словами, они мало значат, но здесь, мне кажется, действительно на практике происходит многое. Вопрос - насколько глубоки данные реформы, насколько далеко они пойдут, насколько они изменят структуру политической системы.
Другой вопрос, думаю, что критика в условиях Узбекистана – новая вещь, и тем же чиновникам не совсем понятно, что с ней делать. Но нужно отдать должное правительству, что они не ушли в сторону от этих дискуссий.
Я уже говорил, что нам устроили прием с гражданским обществом. Помимо этого, мы встречались с партнерами из незарегистрированных организаций – Еленой Урлаевой, Малохат Эшанкуловой, Суратом Икрамовым, Василей Иноятовой, Абдурахманом Ташановым и другими.
Стив Свердлоу на встрече с бывшим политзаключенным Мурадом Джураевым и правозащитницами Еленой Урлаевой и Малохат Эшонкуловой. Фото из Twitter Стива Свердлоу
Мы также проводили время с Мурадом Джураевым, но помимо него видели и других бывших политзаключенных: Эркина Мусаева, который вышел на свободу в августе, писателя Мамадали Махмудова и бывшего главного редактора газеты «Эрк» Мухаммада Бекжана (Бекжанова), который находился в заключении с 1999 года.
- Они разделяют ваш оптимизм по поводу новой политической эры?
- Мои взгляды - это тоже смесь оптимизма с реализмом. Трудно обобщать. Например, многие позитивно смотрели на то, что были исключены из «черного списка» 16 с чем-то тысяч человек. Для Узбекистана - беспрецедентный шаг. Это, конечно, не снимает с властей ответственность за то, что в местах лишения свободы остаются тысячи политзаключенных. Но все-равно, черный список – это репрессивный инструмент в жизни общества, и то, что он практически ликвидирован, говорит о многом. Активисты, которые занимались этим вопросом, положительно оценивали это, но и они желали большего.
С другой стороны, активисты говорили нам, что многое остается по-прежнему. Например, те, кто проводит мониторинг на хлопковых полях, подвергаются задержаниям, насилию. Это мы видели и с Тимуром Карповым, и с Еленой Урлаевой. Мы разговаривали с учителями, которые говорили, что их заставляют подписаться на сбор хлопка, но требуют называть себя механиками, электриками, стажерами. Мы описывали все эти случаи на встречах с властями.
Еще один активист говорил нам, что после прихода к власти Мирзиёева он пытался зарегистрировать свою правозащитную организацию, но не смог. Поэтому – как я уже говорил – важно, чтобы президент давал сигнал всему обществу, что работа активистoв важна и очень ценится.
Политзаключенные рассказывали нам об ужасных условиях в тюрьмах, о пытках. Мухаммад Бекжанов говорил, как о страшном сне, о колонии Жаслык, где его так страшно пытали, что он забыл имена своих дочерей. Его похитили в 1999 году, вывезли на самолете из Украины в Узбекистан, выбили ложное признание и отправили в колонию. Мы видели, как он пытается сейчас вернуться к обычной жизни.
Осужденный за шпионаж Эркин Мусаев поделился с нами своими мыслями, как улучшить условия жизни в тюрьме. Он говорил, что нужно установить там прозрачные урны, чтобы заключенные видели, что их письма и апелляции не теряются, а действительно доходят до адресата. То есть, даже люди, которые испытали самое страшное в жизни, изъявляли готовность поделиться идеями по улучшению страны. Меня удивили их энергия и оптимизм – что можно выйти из тюрьмы и сразу давать рекомендации, как можно что-то улучшить. Это что-то невероятное. Это опять-таки говорит о том, что во многом бывшие заключенные ассоциировали свою свободу с приходом к власти нового президента и имеют надежды на демократическое будущее.
- В обозримом будущем их надежды могут оправдаться?
- Трудно делать такие прогнозы. Я думаю, что можно улучшить ситуацию с правами человека, причем за короткое время, если будет нужная политическая воля и постоянный интерес со стороны международного сообщества.
- Что-то уже известно по поводу офиса Human Rights Watch в Узбекистане? Он возобновит работу?
- В ближайшие недели я возвращаюсь в Ташкент, чтобы продолжить обсуждение с властями шагов, необходимых для возобновления нашего юридического статуса и нашей деятельности. Правительство неоднократно выражало желание, чтобы Human Rights Watch возобновило свою работу в стране. Конкретные шаги мы будем обсуждать.
- ОБСЕ 18 октября провела в Ташкенте Центральноазиатскую конференцию средств массовой информации, куда были приглашены в том числе независимые журналисты. Насколько безопасно работникам СМИ ехать в Узбекистан?
- Сейчас важно, чтобы глава государства и другие госчиновники поддержали свободу слова, чтобы все поняли, что в Узбекистане можно озвучивать критику, не опасаясь насилия. К сожалению, события последних недель в связи с задержанием Нурулло Отахонова, который в октябре прибыл из Турции (его потом отпустили) и Бобомурода Абдуллаева напоминают нам об опасностях инакомыслия и о том, что Узбекистан остается авторитарной страной. Я думаю, представителям власти нужно внесли ясность в эти недавние аресты. Особенно в связи с проведением такого важного форума по свободе слова и СМИ, как конференция «Открытая журналистика в Центральной Азии».
Рекомендации правительству Узбекистана
26 октября Human Rights Watch опубликовала доклад о ситуации с правами человека в Узбекистане. В нем содержится перечень рекомендаций правительству республики, которые правозащитная организация настоятельно призывает выполнить:
• Незамедлительно и безоговорочно освободить всех несправедливо осужденных правозащитников, журналистов, представителей политической оппозиции и других активистов, лишенных свободы по политически мотивированным обвинениям.
• Покончить с практикой произвольного добавления срока лишения свободы за «нарушения правил внутреннего распорядка» по статье 221 УК Узбекистана.
• Принять реальные меры по прекращению пыток, выполнив в полном объеме рекомендации спецдокладчика ООН по пыткам, Комитета ООН против пыток и Комитета ООН по правам человека, включая закрытие колонии в Жаслыке, возобновление мониторинга мест содержания под стражей МККК и ратификацию Факультативного протокола к Конвенции против пыток.
• Обеспечить подлинную свободу СМИ, прекратить цензуру интернета, покончить с притеснениями журналистов и разрешить местным и международным СМИ, включая тех, кто был вынужден свернуть свою работу в Узбекистане, получить регистрацию, а для иностранных журналистов – аккредитацию.
• Обеспечить местным и международным правозащитным организациям возможность работать без вмешательства со стороны государства, в том числе оперативно зарегистрировав вновь те из них, которые были ликвидированы или были вынуждены прекратить свою деятельность в стране.
• Отменить закон от июня 2015 года, предусматривающий для НПО обременительный порядок заблаговременного согласования с Минюстом широкого круга мероприятий.
• Незамедлительно отменить систему выездных виз для граждан Узбекистана.
• Прекратить религиозные преследования, в том числе отменив уголовную ответственность за ненасильственную религиозную деятельность и покончив с массовой практикой лишения людей свободы за мирное выражение ими своих религиозных взглядов.
• В продолжение развития посещения Узбекистана в октябре 2017 года спецдокладчиком ООН по вопросу о свободе религии или убеждений, предоставить приглашения остальным 13 мониторинговым механизмам ООН, которые запрашивали посещение страны, и выполнить рекомендации независимых мониторинговых органов, в том числе договорных органов и тематических механизмов ООН.
• Обеспечить реальное искоренение принудительного труда взрослых в хлопководстве, в полном объеме обеспечить правительственные распоряжения о запрете мобилизации бюджетников и студентов, обеспечить неправительственным организациям и активистам возможность проводить собственный мониторинг, не подвергаясь притеснениям.
• Обеспечить ответственность за андижанские события 2005 года, когда правительственными силами были убиты сотни преимущественно безоружных демонстрантов, и прекратить притеснения и другие нарушения в отношении беженцев, которые вернулись в Узбекистан после бегства из Андижана, и родственников тех беженцев, которые остаются за границей.
С полным текстом доклада можно ознакомиться по этой ссылке.
Подготовила Анна Козырева
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...
