2016-6-3 12:05 |
представлены в сборнике материалов научной конференции «Диалог культур на Великом Шёлковом пути», прошедшей в Ашхабаде в ноябре 2015 года. * * * Поляки относительно редко путешествовали в Туркменистан, гораздо реже, чем в земли казахов, киргизов, узбеков или даже таджиков, не говоря уже про Турцию и Иран.
В связи с этим Туркменистан нечасто появлялся в польской литературе и данная статья является чуть ли не первой попыткой обзора этой литературы: ныне существующие, между прочем очень немногочисленные, труды говорят о поляках в Туркменистане (в первую очередь, во время Второй мировой войны) – но не про образ Туркменистана глазами поляков. Примечательно, что почти все польские авторы обращают внимание на туркменских лошадей. В польской культуре, как и в туркменской, лошадь занимала особое место, про неё сочиняли стихи и пели песни, а в XV, XVI и XVII веках польская конница считалась одной из лучших в Европе. Увидев великолепных ахалтекинских скакунов, польские авторы не оставались равнодушными.
В прошлом польско-туркменские связи не были особо крепкими, но они имеют довольно длинную историю, истоки которой уходят в XIV век. Считается, что они начались во время войн между ханом Золотой Орды Тохтамышом и Тамерланом. Польша тогда оказала поддержку Тохтамышу, который в итоге все-таки проиграл и был вынужден бежать в Литву (великим князем литовским и по совместительству королем Польши был тогда Владислав Ягайло). Переговоры с лагерем Тамерлана вел выдающийся польский дипломат того времени, Спытко из Мельштына. В свою очередь двор сына и одного из преемников Ягайлы, короля Казимира IV, посещали послы туркменского государства «Ак-Коюнлу» («Белого барана»).
Контакты между Польшей и Туркменистаном значительно усилились во второй половине XIX века, после завоевания туркменских земель царской Россией. Поляки, как царские подданные (восточная часть Польши с Варшавой тоже входила в XIX веке в состав России), попадали в Туркменистан, в частности, в качестве солдат царской армии, что создавало своего рода печальный парадокс: за несколько десятков лет до этого русская армия захватила Речь Посполитую, затем кроваво подавляла польские народные восстания, a теперь поляки на русской службе воевали с «туземцами», чтобы их тоже лишить независимости. В итоге, Варшава и Ашхабад оказались в пределах одного и тоже государства. Поляков и туркмен объединила общая судьба.
Как отметил современный польский историк Зигмунт Лукавский, «Польские участники национально-освободительной борьбы, принудительно отправленные в воинские части, действующие на Кавказе и в Средней Азии, находились в исключительно сложной ситуации. Будучи представителями угнетаемого царизмом народа, они несомненно симпатизировали азиатским этносам, оказывавшим русским войскам жесточайшее сопротивление. С другой стороны, только доказав личную отвагу и мужество в борьбе можно было стать офицером, то есть, в будущем получить возможность покинуть армию и стать свободным человеком».
Более-менее устойчивая польская община, которая возникла в регионе в последних десятилетиях XIX века, на начальном этапе состояла кроме солдат – некоторые из них после выхода в отставку оставались в этих краях жить – также из железнодорожных работников (многие из них трудились при постройке Закаспийской железной дороги, соединяющей побережье Каспийского моря с Ашхабадом). Со временем стали приезжать туда за работой специалисты профессионалы – инженеры разных специальностей, геодезисты, врачи, учителя, а также высококвалифицированные рабочие и ремесленники. Появились и польские чиновники. Уже в 1871 году в расположенной в Ташкенте администрации Туркестанского генерал-губернаторства было 18 поляков, а двадцать лет спустя работало там аж 5 поляков-генералов.
По данным российской переписи 1897 года, в тогдашней Закаспийской области, то есть, более-менее на территории современного Туркменистана проживало 3812 поляков, в том числе 3632 мужчин и 180 женщин, что составляло 1% от всех жителей области. Прежде всего они были сосредоточены в городах: Красноводске (ныне Туркменбаши), Кизыл-Арвате (ныне Сердар), Мары и Чарджуе (ныне Туркменабат), но главным образом в столице области – Ашхабаде. Их число постоянно увеличивалось вплоть до Первой мировой войны. Считается, что в начале XX века каждый десятый житель Ашхабада имел польские корни.
К числу самых заслуженных польских авторов, занимавшихся Туркменистаном принадлежали: Антони Гедройц (1850-?), геолог и исследователь пустынь; Владислав Массальский (1859-1932), ботаник, географ и путешественник; генерал Иероним Стебницкий (1832-1897), военный геодезист и выдающийся картограф; Станислав Жилинский (1838-1901), тоже геодезист и картограф, много сделавший для развития науки в Центральной Азии, и многие другие. Их труды касались прежде всего географии, геологии и естествоведения, например: Предварительный отчет о геологических исследованиях на сухих руслах Аму-Дарьи Антони Гедройца (1882), Хлопковое дело в Средней Азии Владислава Массальского (1892) или же работы Иеронима Стебницкого: Заметки о Туркмении (1871), а также Отчет о путешествии И. И. Стебницкого в Закаспийском крае в 1872 году и Заметка о природе Закаспийских степей (1873).
Приведем два отрывка из Отчета о путешествии. . . Иеронима Стебницкого. В первом автор отмечает высокие качества туркменских лошадей, во втором – обращает внимание на дипломатические способности туркмен:
«Вообще текинцев можно считать уже полуоседлыми. Живя более или менее значительными аулами, они в некоторой степени подчиняются своим старшинам и более влиятельным людям, так что представляют уже некоторое, хотя весьма слабо организованное общество. Вследствие того, при разрозненности остальных туркменских племен, текинцы считаются между ними наиболее сильным племенем. Имея отличных туркменских лошадей, из породы, которая наиболее славится, они делали частые ялламан (набеги) в Персию, где грабили караваны, уводили в плен людей, которых продавали в Хиву и Бухару. В этих набегах они достигали Мешхеда и Герата. В свою очередь на них иногда нападали персидские курды».
И вторая цитата из той же самой работы Стебницкого:
«Это было самое скучное время из всего похода. День тянулся за за днем, иногда только развлекали своим приездом текинцы, изредка появлявшиеся как бы для переговоров. Один раз говорили, что они хотят помириться с русскими и приведут верблюдов, в другой раз – что они объявят казават (священную войну против неверных) и поголовно пойдут на нас. Только ждут из укрепления Асхабат какие-то пушки и помощи от Хивинского хана. Из всего этого ничего не выходило и мы оставались в скучном ожидании верблюдов».
Туркменистан упоминается в трудах и путевых заметках самого крупного польского исследователя Центральной Азии, царского генерала Бронислава Громбчевского (1855-1926), а также на фотографиях путешественника и исследователя ледников, полковника Леона Барщевского (1849-1910). Перу Громбчевского принадлежит прекрасное пластическое описание постройки железной дороги на промежутке между Ашхабадом и Аму-Дарьей: «. . . к примеру, я расскажу про движущиеся пески в окрестностях Репетека, которые или засыпали рельсы так, что от них не оставалось ни следа, или же осыпались из-под рельсов так, что те зависали в воздухе».
Далее Громбчевский пишет о строительстве моста через Амударью:
«Когда стройка дошла до Амударьи, Анненкову [Михаил Анненков, русский генерал, строитель Закаспийской железной дороги – В. Г. ] предоставили очень скудные кредиты на поставку необходимых для строительства железной дороги материалов на правый берег реки. Вместо того, чтобы организовать паромы, Анненков построил временный деревянный мост, длиною больше километра, через огромную реку с меняющимся уровнем воды и с песчаным речным дном. Большинство его сотрудников, включая помощника князя Хилкова, позднее долголетнего министра путей сообщения России, назвало этот мост сумасшедшим, предсказывая, что снесет его первое наводнение. Однако, этот мост простоял хороших 10-15 лет и снесли его только тогда, когда рядом наконец построили мост из бетона и железа. Да, он колебался и скрипел и это настолько трвожило, что большинство пассажиров сходило перед мостом и проходило его пешком. Но – он стоял! Его неустойчивость так влияла на машинистов, что даже Анненков не был в состоянии заставить их, чтобы вели поезда как можно медленнее: обычно поезд заходил на мост очень медленно, но машинист, проехав половину дороги, прибавлял ходу и очень быстро вбегал на другую сторону, от чего мост качался как в лихорадке. Тогда Анненков дал распоряжение, чтобы в пару шагах впереди паровоза шел пешком через мост оберкондуктор, держа в руке зеленый флажок. Конечно, машинист не мог его раздавить и был вынужден приспособить скорость поезда к скорости человека».
Почтовая открытка начала XX века
Выдающийся польский географ, педагог и публицист Вацлав Налковский (1851-1911) посвятил Туркменистану и туркменам довольно много места в своем труде «Живописная география» («Gieografia malownicza», часть V – Азия, Варшава 1911). Не скрывая восторга от туркменского народа, Налковский пишет:
«Хотя жестокие для врагов (. . . ) туркмены не лишены благородных черт характера, которые проявляются в личной свободе женщины (несмотря, между прочим, на редкую полигамию), преданности детям, пристрастии к поэзии национальных бардов, почтении к павшим героям, верности своему слову (. . . ), гостеприимстве, мужестве и беспредельной любви к свободе». Налковский отмечает, что туркмены описывают сами себя следующим образом: «нам не нужны князья, мы все равны, у нас все короли», и хвастаются, что «не остаются ни в тени деревьев, ни под опекой короля».
Налковский доказывает, что туркмены – тюркский народ, «у которого тюркский тип, из-за недоступности пустыни, сохранился в самом чистом виде». Он замечает, что туркмены разделены на племена и роды: «Текинцы, племя до недавних пор независимое, самое могучее (почти половина всех туркмен), делятся на ахал-текинцев и мерв-текинцев».
Внешний вид туркмен Налковский описывает в следующих словах: «Что касается внешних черт, туркмены стройные и хорошо сложенные; легко переносят голод и невзгоды климата и дальних путешествий. Чувства зрения и слуха у них чрезвычайно развиты. Кожа темная, почти коричневого цвета, скулы выпуклые, но не так сильно, как у киргизов. Глаза небольшие, глубоко посаженные, узкие, видимо от блеска и пыли пустыни, но взгляд смелый, гордый и уверенный в своих силах. Черные как смоль волосы на голове и борода, зубы ослепительно белые. Иногда встречаются прекрасные кавказские типы благодаря персидским пленницам. Носят туркмены длинную халатообразную одежду, шапка – очень высокая барашковая, защищает как от холода так и лучей солнечных, служит также подушкой. Наряд женщин отличается тем, что вместо шапки на голове носят шаль и различные украшения – золотые, серебряные и из разноцветных камней, при этом в таком количестве, что их лицо, которого не закрывают, напоминает священную икону в часовне».
Далее Налковский пишет: «Туркмены отчасти оседлые, отчасти кочевники. Оседлые занимаются рыболовством, добычей соли и нефти на побережье и островах Каспийского моря, сельским хозяйством (пшеница, ячмень, рис, просо и в основном джугара – вид кукурузы, которая дает 200 штук зерновки, фрукты – арбузы и дыни). Туркмены кочевники занимаются скотоводством, овцеводством, коневодством и верблюдоводством».
Естественно, польский автор не мог обойти стороной туркменских лошадей: «Борзости и стойкости скакуна туркмен обязан жизнью. Без него неизбежно погиб бы, с ним – он король пустыни».
Налковский подробно описывает географию Туркменистана. Приведем отрывок, посвященный современному городу Мары: «Как плодородный Египет является даром Нила, так Мерв – дар быстрой и глубокой реки Мургаб (. . . ), вытекающей из Паропамиса. Эта река (. . . ) создает узкий и длинный оазис и исчезает в палящих песках пустыни. Благодаря своей плодородности, особенно в сопоставлении с бесплодием окружающей пустыни, Мерв был известен и славился уже в далекой античности. Мерв – это прекрасный и священный край обилия Моуру из Авесты, третий в списке лучших стран, сотворенный добрым Ахура Маздой. Потом у Страбона мы опять находим Мерв (Маргиану) как чрезвычайно плодородный оазис (. . . ). Полное падение Мерва относится к концу позапрошлого [XVIII – В. Г. ] века, когда бухарский хан, завоевав этот оазис, разрушил плотину и каналы, и взял в плен жителей». Кстати, почти сто лет спустя, в 1888 году ирригационные работы в окрестностях Мерва проводил поляк Ян Поклевский-Козелл.
Почтовая открытка начала XX века
В качестве любопытной подробности отметим, что про Туркменистан говорится также в изданном перед Первой мировой войной польском Путеводителе по Европе. Автор книги Мечислав Орлович (1881-1959) рекомендует тогдашним туристам отправиться в путь весной или осенью и предлагает посетить древний Мерв, как «один из самых старинных городов мира». В свою очередь, в качестве достопримечательности нового Мерва (ныне г. Мары) он упоминает центр торговли персидскими коврами. В Ашхабаде Орлович отмечает гостиницы «Гранд Отель» и «Лондонскую».
Среди поляков, которые волею судьбы оказались в Туркменистане во время российской гражданской войны, был один из самых знаменитых польских писателей XX века, Фердинанд Гетель. Свои туркменские воспоминания он изложил в книге Сквозь пылающий Восток. Здесь же описывает, что война между белыми и красными сводилась там к борьбе за железнодорожные рельсы: «Фронт, из-за наличия окружающей пустыни, тянулся всего лишь несколько километров направо и несколько километров налево от ветки; блиндажи строились из тюков хлопка, доставленных на платформах, вагоны служили оборонительными стенами, локомотив являлся крепостью». Дальше Гетель рассказывает, как туркмены, в своем большинстве поддерживающие белых, разрушали железнодорожную ветку с помощью верблюдов. Они привязывали по несколько животных к рельсам и заставляли тянуть их в разные стороны.
После начала осенью 1939 года Второй мировой войны, с польских земель, захваченных Советским Союзом, было депортировано свыше 1,2 миллиона польских граждан. Из них в тогдашней Туркменской ССР оказалось около 20 тысяч человек. Почти все они вернулись на родину, некоторые – уже после войны.
Войцех ГурецкийВ 1942 году через Туркменистан было эвакуировано из СССР в Иран около 114 тысяч польских граждан. Художественную картину этой страны, как ее видели переселенцы, можно найти в книге Верблюд в степи Ежи Кшиштоня: «Передохнули они [эвакуанты] далеко за Ашхабадом, на окраинах Туркмении, где появились давно знакомые пейзажи – выцветшие, качающиеся просторы прикаспийских степей. Они были обожжены солнцем. Среди них разливалась сонливость и белая жара. Южным они дышали воздухом. . . Путники только теперь почувствовали, испытав недоумение, как сжились и привыкли к степи, хотя до того воспринимали ее строгой и чужой. Но именно тогда, когда им приходилось прощаться с ней навсегда, они поглядывали туда нежно и задумчиво. Всевозможные сны спали в степи – о свободе, мужестве, стойкости. Если кто когда-нибудь отправился один в глубокую степь, он доверял этим травам кое-что из своих мечт. И лишь только в степи казалось, что слышно эхо тишины». Мы видим, что несмотря на тяжелейшие военные испытания, герои Ежи Кшиштоня сохранят в сердце добрую память о Туркменистане.
Данный доклад завершается именно периодом Второй мировой войны. Более поздние польские свидетельства о Туркменистане относятся уже к широко понимаемой современности.
Тема «Туркменистан в польской литературе» все еще нуждается в более глубоком исследовании, однако это требует весьма кропотливой архивной работы. Подавляющее большинство трудов XIX века не было потом переиздано, некоторые из них недоступны в польских библиотеках (это касается в том числе работ Иеронима Стебницкого, изданных в Тифлисе, ныне – Тбилиси). Задача этой статьи – лишь первая зарисовка проблематики.
Перевод с польского - Катажина Равская-Гурецкая.
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...