2016-7-6 13:07 |
Цикл фотографий Андрея Кудряшова «Сокровенный Узбекистан: время, место, люди», несмотря на нарочито серьезное название, на мой личный взгляд представляет собой интересную игру не только с различными жанрами и стилями фотографического изображения, но и, прежде всего, со зрительскими (в том числе и профессиональными) ожиданиями, которые автор с удовольствием уличает в наивной догматичности.
Несмотря на то, что эстетика фотографии Кудряшова радикально отличается от уже отошедшего в прошлое постмодернистского стиля, в основе этой игры лежит именно та радость, получаемая от неоднозначности прочтений, которая характерна для эпохи постмодерна, в которой мы продолжаем жить. В самой простой и понятной структуре цикла, прежде всего, усматривается отсылка к известным произведениям Вивальди и Чайковского, но даже поверхностного взгляда на сами фотографии оказывается достаточно, чтобы увидеть, как этой отсылкой к общепринятому, к ожидаемо-банальному пользуется Кудряшов для того, чтобы отсеять неискушенного и не желающего разбираться дальше зрителя, вручить ему картонную медаль за тонкость понимания.
Может быть, эти фотографии выглядят иначе, если посмотреть на них как на своего рода перекличку с почти одноименным фильмом Ким-Ки-Дука, где природный цикл роста и увядания сопоставлен с сдержанной, но местами безумной человеческой драмой. А может, все гораздо проще, и лучшим ключом к циклу Кудряшова является стихотворение дзенского монаха Догэна «Изначальный образ»?
Цветы — весной,
Кукушка — летом.
Осенью — луна.
Чистый и холодный снег — зимой.
Первую серию фотографий Андрея Кудряшова смотрите в «Галерее. Ферганы» здесь
С другой стороны, нужен ли какой-то вообще внешний ключ для того, чтобы воспринять, понять, увидеть фотографии, сделанные простым наблюдателем жизни, лишенные открытых знаков, культурных памятников, страстей и героев? Но все же взглянуть на эти фотографии просто и прямо оказывается довольно сложно. Довольно распространенной культурной реакцией на красивую фотографию является отнесение ее в разряд «открыток», и автор об этом прекрасно осведомлен - и не сопротивляется. В каждом из циклов есть несколько крупных планов цветов или насекомых, есть несколько безлюдных пейзажей, которые, действительно, можно было бы увидеть на несуществующих уже теперь почти открытках или в журналах National Geographic. Но здесь Кудряшов снова лукавит и позволяет взгляду, не видящему ничего, кроме Facebook’a или Pixiland’a, остаться на этом же рубеже, на уровне формальной, но бездушной красоты, погони за резким передним планом и «боке» (размытостью) и проигнорировать то, как эти небольшие отступления превращаются в штрихи в более сложной партитуре, где присутствуют люди.
Каждая из фотографий цикла, на которой есть люди, сделала бы честь любой документальной фотосерии о жизни крестьян в предгорных кишлаках. Но никакого желания углубляться в серьезное «включенное наблюдение» социального антрополога за человеческими популяциями у Кудряшова нет. Он прекрасно осведомлен о методах фотографического агентства Magnum и отдает им должное, но некоторые его документальные фотографии напоминают, скорее, не о полете над лужей Анри Картье-Брессона, а о загадочных «фильмах длиной в один кадр» Грегори Крюдсона. Что говорит мать с балкона серого дома своему ребенку, и почему так тревожны многочисленные розовые вещи, разбросанные по всему пространству фотографии в цикле «Осень»? Что ловят своим красным неводом мойщики ковров в прозрачном потоке, запечатленном в цикле «Лето»? Чем же в итоге занимается Андрей Кудряшов, нанизывая на свои неявные повествовательные нити столь разноплановые, но откликающиеся друг на друга, яркие и одновременно приглушенные кадры? Если это игра смыслов и форм, то что это на самом деле за игра?
.
Подробнее читайте на fergananews.com ...